Из рассказа Лескова «ЖИДОВСКАЯ КУВЫРКОЛЛЕГИЯ»
«Когда государь Николай Павлович обратил внимание на то, что ЖИДЫ не несут рекрутской повинности, и захотел обсудить это со своими советниками, то ЖИДЫ подкупили, будто, всех важных вельмож и те стали советовать государю, что евреев нельзя брать в рекруты на том основании, что «они всю армию перепортят». Но не могли ЖИДЫ задарить только одного графа Мордвинова, который был хоть и не богат, да честен, и держался насчет ЖИДОВ таких мыслей, что если они живут на русской земле, то должны одинаково с русскими нести все тягости и служить в военной службе».
«Весть, что еврейская просьба об освобождении их от рекрутства не выиграла, стрелою пролетела по пантофлевой почте во все места оседлости. Тут сразу же и по городам, и местечкам поднялся ужасный гвалт и вой. ЖИДЫ кричали громко, а ЖИДОВКИ ещё громче. Все всполошились и заметались, как угорелые. Совсем потеряли головы и не знали, что делать. Даже не знали, какому богу молиться, которому жаловаться. До того дошло, что к покойному императору Александру Павловичу руки вверх все поднимали и вопили на небо.
- Ай, Александр Александрович, посмотри, що з нами твий Миколайчик робит!
Думали, верно, что Александр Павлович, по огромной своей деликатности, оттуда для них назад в Ильиной колеснице спустится и братнино слово «быть посему» вычеркнет.
Долго они с этим, как угорелые, по школам и базарам бегали, но никого с неба не выкликали. Тогда все вдруг это бросили и начали, куда кто мог, детей прятать. Отлично, шельмы, прятали, так что никто не мог разыскать. А которым не удалось спрятать, те их калечили, - плакали, а калечили, чтобы сделать негодными.
В несколько дней ВСЁ МОЛОДОЕ ЖИДОВСТВО, как талый снег, в землю ушло или подверглось в отвратительные лихие болести. Этакой гадости, какую они над собой производили, кажется, никогда и не видала наша сарматская сторона. Одни сплошь до шеи покрывались самыми злокачественными золотушными паршами, каких ни на одной русской собаке до тех пор было не видано; другие сделали себе падучую болезнь; третьи охромели, окривели и осухоручели. Бретонские компрачикосы, надо полагать, даже не знали того, что тут умели делать. В Бердичеве были слухи, будто объявился такой доктор, который брал сто рублей за «прецепт», от которого «кишки наружу выходили, а душа в теле сидела». Во многих польских аптеках продавалось какое-то жестокое снадобье под невинным и притом исковерканным названием: «капель с датского корабля». От этих капель человек надолго, чуть ли не на целые полгода, терял владение всеми членами и выдерживал самое тщательное испытание в госпиталях. Все это покупали и употребляли, предпочитая, кажется, самые ужасные увечья служебной неволе. Только умирать не хотели, чтобы не сокращать чрез то род израилев.
«Когда государь Николай Павлович обратил внимание на то, что ЖИДЫ не несут рекрутской повинности, и захотел обсудить это со своими советниками, то ЖИДЫ подкупили, будто, всех важных вельмож и те стали советовать государю, что евреев нельзя брать в рекруты на том основании, что «они всю армию перепортят». Но не могли ЖИДЫ задарить только одного графа Мордвинова, который был хоть и не богат, да честен, и держался насчет ЖИДОВ таких мыслей, что если они живут на русской земле, то должны одинаково с русскими нести все тягости и служить в военной службе».
«Весть, что еврейская просьба об освобождении их от рекрутства не выиграла, стрелою пролетела по пантофлевой почте во все места оседлости. Тут сразу же и по городам, и местечкам поднялся ужасный гвалт и вой. ЖИДЫ кричали громко, а ЖИДОВКИ ещё громче. Все всполошились и заметались, как угорелые. Совсем потеряли головы и не знали, что делать. Даже не знали, какому богу молиться, которому жаловаться. До того дошло, что к покойному императору Александру Павловичу руки вверх все поднимали и вопили на небо.
- Ай, Александр Александрович, посмотри, що з нами твий Миколайчик робит!
Думали, верно, что Александр Павлович, по огромной своей деликатности, оттуда для них назад в Ильиной колеснице спустится и братнино слово «быть посему» вычеркнет.
Долго они с этим, как угорелые, по школам и базарам бегали, но никого с неба не выкликали. Тогда все вдруг это бросили и начали, куда кто мог, детей прятать. Отлично, шельмы, прятали, так что никто не мог разыскать. А которым не удалось спрятать, те их калечили, - плакали, а калечили, чтобы сделать негодными.
В несколько дней ВСЁ МОЛОДОЕ ЖИДОВСТВО, как талый снег, в землю ушло или подверглось в отвратительные лихие болести. Этакой гадости, какую они над собой производили, кажется, никогда и не видала наша сарматская сторона. Одни сплошь до шеи покрывались самыми злокачественными золотушными паршами, каких ни на одной русской собаке до тех пор было не видано; другие сделали себе падучую болезнь; третьи охромели, окривели и осухоручели. Бретонские компрачикосы, надо полагать, даже не знали того, что тут умели делать. В Бердичеве были слухи, будто объявился такой доктор, который брал сто рублей за «прецепт», от которого «кишки наружу выходили, а душа в теле сидела». Во многих польских аптеках продавалось какое-то жестокое снадобье под невинным и притом исковерканным названием: «капель с датского корабля». От этих капель человек надолго, чуть ли не на целые полгода, терял владение всеми членами и выдерживал самое тщательное испытание в госпиталях. Все это покупали и употребляли, предпочитая, кажется, самые ужасные увечья служебной неволе. Только умирать не хотели, чтобы не сокращать чрез то род израилев.